i am the chosen — incantate power of my will break the cycle of the earth condemned — begin i evolve
the soul of man, and the light of his son is i, recreated through the astral order of the universal comprehension

С того самого момента, когда его матери больше не было рядом, отец всячески вбивал в голову Адриану Агресту своими непоколебимыми решениями ( от которых веяло совсем не теплотой родительской любви, а самыми настоящими жгучими ветрами вечно холодной Арктики ) о том, что безопаснее их особняка нет места в этом городе. О том, что в этой золотой клетке ему будет гораздо лучше, — и совсем одиноко тоже, — чем в этом крайне опасном мире, где доверять нельзя было никому. И, возможно, к его словам в действительности стоило прислушаться максимально серьезно, насколько он только мог, только вот настоящему юношескому авантюризму были все слова невдомек. Даже будучи вынужденным изгоем среди других героев Парижа, Адриан позволял себе капельку вольностей, продолжая выбираться в свет и ночную темень Франции под маской темного мотылька, замаливая свои преступления руками, что, кажется, были уже по локоть в крови. Однажды он подарил возможность маленьким детям, что смотрят по ночам в звездное небо Парижа мечтательным взглядом из окон больничного отделение реабилитации инвалидов, в надежде дождаться ту самую падающую звезду, исполняющую желания, почувствовать себя вновь живыми, такими значимыми новыми героями города на пару часов. Пока другие Чудесные не могли этого заметить и поймать по горячим следам от света крылышек акум.

В конце-концов, счастливые детские улыбки не были преступлением, а чаще всего нового Бражника можно было заметить в предрассветных лучах солнца за закрытыми дверями Нотр-Дама де Пари, взирающего болезненным взглядом зеленых глаз на Деву Марию, падая от собственного бессилия перед ней на колени, пока длинный плащ цвета сапфира позади аккуратно ложится на холодный пол. Она должна была понять его без лишних слов тихой исповеди. Адриан Агрест рассчитывал на то, что все его деяния — рано или поздно — будут прощены. Он вынужден забрать на себя все чужие грехи, оставаясь безгрешным для себя самого. Все же, он вынужден творить зло в этом обличье, дабы контролировать его лично. Ведь никто другой не желает спалить Париж дотла, не так ли? Или же хочет, но он об этом не знает? Ведь если бы не один случай, что произошел в самом начале этой недели, то он бы навряд ли стал сомневаться в собственных словах. И кто бы мог подумать, что дикая усталость однажды от столь ' любовно ' навязанной роли возьмет над ним вверх ( даже как-то невольно вспоминается песня матушки Готель из мультфильма про Рапунцель, который Адриан, кажется, видел раз в своей жизни, но при этом отчетливо запомнил важные слава о том, что мама умней, но в его случае это был папа ) до такой степени, что Арест решится совершить небольшой побег уже днем, ближе к вечеру, когда для столь медийной личности, как он, в принципе показываться в лучах заходящего солнца без какого-либо сопровождения было весьма опасным занятием. Папарацци не дремлют, но попытаться все же стоит, скрыв знакомые черты лица под черными солнечными очками и обвязавшись теплым вязанным шарфом поверх любимого осеннего пальто.

Осенний Париж был по-своему прекрасен. В особенности, конечно ( кто бы стал отрицать столь очевидные вещи ), после затяжного дождя, от которого по вечерним улицам разносился притягательный запах мокрых улиц хлеще, чем привычный запах свежеиспеченных сладостей, по которым особо вдохновленные городом романтики умудрялись писать бесконечные оды обожания. В темно-сером асфальте, дорожная пыль которой прибита дождевой водой, отражался персиковый свет заходящего солнца. Опавшие листья укрывали хрустящим покрывалом редкие островки трав, едва начинающих желтеть с каждым днем все больше и больше, готовясь встретить во Франции в скором своем времени теплую зиму. Рабочий люд устремлялся стремглав домой, боясь опоздать хотя бы на пару минут на свежий семейный ужин за просмотром любимых сериалов по ящикам с голубыми экранами. И среди этой вечно спешащей толпы можно было в легкую затеряться, вдыхая как можно больше ароматов настоящей свободы, о которой он забывать начал ненароком из-за вечного параноидального состояния родного отца; из-за которого за светом дневным он начал наблюдать только из-за окон своего двухэтажной комнаты да тонированными стеклами неубиваемого автомобиля класса ' люкс '. Адриан Агрест — мальчик, сбежавший подальше ото стен родного дома, ставшие ему невольно самой настоящей тюрьмой и сдавливающие в обыденные деньки своей атмосферой удушливой ему виски безжалостными тисками. Как-никак, а ничего ужасного в том, что в свои пятнадцать лет он прогуляется без страха и боязни по своему родному городу, Адриан не видел.

Он бы не отказался, быть может, встретиться с кем-нибудь из своих одноклассников ради того, чтобы поговорить нормально хоть с кем-нибудь и дать самому себе же шанс высказаться нормально в глупых попытках реабилитироваться в глазах бывшего класса, — все же Адриан ушел с коллежа не очень красивым образом, но другого пути защитить своих друзей от самого же себя он попросту не видел, — помимо тех, кто решил поддержать Агреста в беде, зная всю суть происходящего от и до, взяв на душу грехи его семьи, каждый раз касаясь кончиками пальцев своих чудесных талисманов ' во зло ради '. А с другой стороны — глаза цвета пряного малахита не видели бы их вовсе, дабы не нарваться на целую тучу ненужных сейчас расспросов. А поэтому Адриан Агрест тут же оборачивается, ощущая как его толкают в плечо и идут мимо, словно бы ничего только что здесь и сейчас не произошло. Белокурые длинные волосы и тонкая девичья талия пытается скрыться в неприглядной толпе прохожих, да вот только ничего не получится у нее — яркое платье и алые рожки на голове от ободка сдают ее с потрохами, привнося в скучные последождливые будни чуточку больше летних красок, по которым Адриан так успел соскучиться ( особенно каждый раз возвращаясь воспоминаниями в свое ушедшее восвояси опаленное ягодными пожарами лето, которое станет последним в его жизни, когда он смог сражаться на правильной стороне без страшного обременения делами черными собственной души ). — Хлоя? — сначала бурчит себе под нос Адриан, приспуская солнечные очки со своего носа аккуратными движением руки. Это было не в ее стиле, да и Агреста она узнает даже в костюме какого-нибудь банана. — Аврора?.. Это ты? Стой, — и несется за ней следом, пускай девушка его вовсе не слышит.

Вела она себя, если посудить со стороны, как-то уж совсем ненормально. Ошарашенно, устало и будто вот-вот рухнет не то от общего упадка сил, не то ли от простуды. Все же она была одета не шибком по погоде осенней Франции. Нагнав ее среди переулков темных, которые ни в какое сравнение своей грязью не идут с общим обликом города, Агрест наблюдает издали за наваливающейся на мусорные коробки девичьим телом и понимает, чуть озадаченно и слегка облегченно одновременно вздыхая — нет, эту девушку он никогда раньше определенно не видел. Не то, чтобы знал когда-либо ее вообще. Но, тем не менее, это не означает, что лучше оставить ее со своими проблемами ( которые были у нее точно, уж не ему ли, — ныне носителю не самого простого, весьма неодназначного талисмана, — знать ) в тухлом одиночестве. — Хэй, привет, — начинает Адриан Агрест, подойдя ближе к прикрывшей глаза мадмуазель, стараясь не напугать ее в таком состоянии своим одним лишь присуствием только еще больше. — У тебя что-то случилось? Выглядишь неважно. Может, тебе нужна какая-нибудь помощь?

Отредактировано Adrien Agreste (2020-09-12 15:58:38)

Незнакомка вела себя достаточно странно. Такими выпадками с неожиданными для окружающих объятиями обладала, разве что, Хлоя Буржуа, но ее Адриан понимал, так как знал, как облупленную ( стену в старом доме, от которого отпадают пластами потрескавшаяся краска, просто потому, что за ней никто давно не ухаживал ) — ее судьбе не позавидуешь. Впрочем, как и ему тоже. Кажется, их родителям в свое время привили другие идеалы воспитания детей, нежели тем же бабушкам или дедушкам, гиперопеке которым оставалась только позавидовать и выдыхать каждый раз с облегчением, что их родные внуки все же были действительно им нужны. Но все же стоит вернуться обратно к реальности, где Адриан Агрест смотрит на нее удивленно своими зеленым глазами, рассеянно моргает, не зная, как правильно поступить в этой ситуации — он вслушивается в ее тихий лепет, пытаясь проанализировать ситуацию для себя вдоль и поперек. Первым делом, что он сразу же узнал, так это то, что ее зовут Стар. Достаточно удивительное имя, своей необычностью которое действительно напоминает сияние полярной звезды. А полярные звезды всегда особенно ярки за шлейфом из безмятежного северного сияния, которое так похоже цветами на платье этой явно попавшей в беду девушки. — Очень приятно. Меня зовут Адриан, Стар, — и то, что она в принципе понимала его, означало, что она явно из местных. Ну, либо просто хорошо знала французский язык, что в принципе достаточно похвально.

— Так ты из Парижа? Но почему так одета не по погоде? Тебе разве не холодно? — успевает спросить он прежде, чем узнает о том, что Стар ( так же, как и он ) — вынужденная беглянка от своей собственной матери. И удивляется этому искренне настолько, что обнимает ее все же в ответ за плечи, пытаясь согреть и не дать ей простыть, ибо все же мало в этом было чего хорошего — любой подросток хочет лезть на стену и выть от тоски во время какого-нибудь гриппа. — От матери? Но что именно случилось? Вы поссорились? — задает он вопрос за вопросом, надеясь, что хотя бы для Стар ее натянутые по тонкой струнке отношения с родителями возможно хоть как-то вернуть обратно в по-семейному привычную, — доброжелательную, — колею. — Знаешь, — аккуратно взяв Стар за плечи, Агрест чуть отстраняет ее от себя, чтобы взглянуть своей новой незнакомке прямо в лицо. — Я тебя понимаю. Наверное, — уточняет он, вовремя вспоминая, что ситуации их могут быть достаточно разными, чтобы войти в положение девушки и начинать что-либо ей советовать. — Можно сказать, что я тоже сбежал из дома для того, чтобы просто прогуляться в полном одиночестве и хорошенько обо всем подумать, — распространяться о волшебных талисманах Адриан Агрест, конечно же, не стал. Если о его секрете не знает даже Нино Лейф, то что говорить о девушке, которую он знает едва-едва.

Присев рядом на ящики, Адриан продолжил. — Мой папа перестал мне доверять свою же безопасность после того, как моя мама впала в кому. И, кажется, возненавидел весь мир, видя для меня малейшую опасность даже там, где ее вовсе нет. Только вот он сам в упор не замечает того, что он начинает своими приказами делать зло именно мне, — заканчивает он, понимая, что Стар сейчас явно не до выслушивания чужих проблем, которые Агрест, как ни крути, а еще способен пережить благодаря тем, кто его пытается сберечь. Взять, к примеру, того же Гарднера Эллиота или Кагами Цуруги — за таких друзей и самому Адриану не будет жалко лечь трухлявыми костьми на землю. Лила была не в счет — ее любви ко лжи Агрест никак не ценил ( но при этом не презирал, как Хлоя или Маринетт — верил, что она может еще исправиться, пересмотреть линию своего скверного поведения и стать настоящим человеком не только на словах, но и на деле ), нежели Бражник, который благодаря негативным эмоциям, что Росси может вызвать одним лишь своим брошенным ядовитым взглядом, мог в принципе надеяться на то, что в этот очередной раз у них реально все получится; в этот очередной раз у них получится добыть хотя бы один талисман, чтобы Габриэль Агрест стал на один шаг ближе к своей цели.

— У тебя очень забавные сердечки на щеках, — подмечает Агрест, замечая яркие розовые пятна на щеках Стар и стараясь ее приободрить настолько, насколько это сейчас было в принципе возможно. — Это грим? — даже если это было и так, то настроение девушки было достаточно паршивым и не походило в идеальной мере для празднования какого-либо намеченного торжества. Как и пасмурное небо над их головами, над которыми заливается неожиданно раскатистый осенний гром. Быстрый порыв ветра заставил бы вполне нормального человека сжаться от холода, задрожать, но, кажется, Стар этого не особо замечала. И надо было, откровенно говоря, по-хорошему что-то с этим да все-таки делать. Каким бы отец его сейчас и не был самым настоящим тираном, а воспитал он своего сына истинным джентльменом, у которого при виде попавшей в беду хрупкой девушки машинально сжимается болезненно сердце. Потому что нельзя вот так просто наблюдать за страданиями хрупкого пола, представительниц которого нужно защищать и оберегать при любой малейшей возможности ( да, Адриан Агрест знал, что и девушки могут легко дать сдачи, особенно если взять в яркий тому пример образ Леди Баг, но тем не менее ).

— Держи. Иначе реально простынешь, — говорит Адриан, стягивая с себя осеннее пальто и оставляя на своей шее из теплых вещей только лишь теплый шарф, оберегающий от холода не только драгоценные голосовые связки под тонкой юношеской кожей, но прикрывающий так идеально волшебную брошь темного мотылька, видеть которую лишней паре голубых глаз все же не стоило. Он опускает ткань осторожно на чуть подрагивающие плечи новоиспеченной знакомой как раз вовремя — Агрест чувствует, как на них начинает вновь опускаться капельки ледяного дождя, которому дай еще время — и он перерастет в самый настоящий ливень, что будет так удачливо и впопад сопровождаться мерцаниями ослепляющих молний. Стоило побеспокоиться о своем укрытии заранее, чем дать себе промокнуть под дождем среди деревянных коробок из-под овощей и прочего мусора. — Тебе нужно передохнуть. Пойдем ко мне. Нечего тебе делать в этом месте.

Стар была слаба. Даже очень. Вероятно, дерьмовая во всех смыслах погода не помогла ее окончательному пробуждению ни на один малейший процент. И Адриан Агрест, как настоящий герой, пускай давно оставивший свое геройское амплуа ради амбиций своего родного папы, не может оставаться особенно в этом случае стороне, распрощавшись с этой девушкой и оставив ее в круглом одиночестве со своими не самыми радужными несчастьями, обрушивших на голову, похоже, совершенно для нее ожидаемо. Благо, по всем возможным расчетам, Габриэль Агрест вместе с Натали Санкер должны были отправиться на светский вечер, организованный издательством модного глянцевого журнала ' L'Officiel ', а поэтому разрешения Адриан спрашивать ни у кого не будет. Горилла, который должен будет вернуться обратно в особняк сразу после того, как отвезет своего шефа и его ассистентку на мероприятие, обязательно войдет в его положение — хоть он был еще тем молчаливым бугаем, но сердце, тем не менее, было у него очень доброе.

— Моего отца не будет дома как минимум до глубокой ночи. А там мы что-нибудь придумаем. В крайнем случае, спрячем так, что тебя не найдет и какая-нибудь случайно залетевшая в комнату бабочка, — не акума с крыльями черного бриллианта, конечно же. Да и Адриан Агрест сомневался, откровенно говоря, что Габриэлю в принципе будет до кого-либо дело после сумасшедшего вечера среди светского бомонда и слепящего света софитов. Сон, как ни крути, является достаточно драгоценным ресурсом для любого человека, даже для столь разочаровавшегося в своей жизни, как и он сам. За всеми мировыми страданиями так быстро и не уследишь, не насытишься всем тем отчаянием, которым так каждодневно одаривают друг друга люди случайно брошенным злым словом ( иногда складывалось такое ощущение, что его отцу не нужен талисман темного мотылька, чтобы чувствовать чужую боль на расстоянии звонка по хлипкой невидимой ниточки линии связи ) — ведь все прочие, как порой кажется из тиранических речей старшего Агреста, не должны сладко улыбаться и потягиваться новому утру с бодрым сопением от счастья, пока его белокурая жена стала вынужденной заложницей практически хрустальной усыпальницы. — И не уговаривай, нет. Вам так просто не отделаться от меня, звездная мадемуазель, — все же, имя девушки действительно говорило само за себя. И Адриану Агресту оно очень даже нравилось. Это имя идеально походило даже по тем же внешним данным его обладательницы.

Отогрей только ее, защити от сурового осеннего дождя и грозных ветров — и Стар взаправду засияет вновь, осыпая искорками горячими и острыми всех свои недругов. Она будет для своих друзей и родных самым ярким путеводным светочем в неприглядной темноте, в которой нет ни конца, ни края. Потому что, даже судя по тому, что чувствует Адриан с помощью броши чисто на ментальном уровне, девушка чиста своей душой настолько, насколько это было вообще возможно. И рано отчаиваться не было в ее привычном духе. Как и Леди Баг, чего уж греха таить. Точнее, Маринетт Дюпен-Чен ( научись ты уже называть все своими именами, Агрест ). Пора бы перестать так часто думать о ней — в ее присутствии даже где-либо рядом он навряд ли сможет выдавить из себя искреннюю улыбку, чувствуя себя, на самом деле, самым лживым и подлым в мире предателем. Пускай она ничего не знает ни о его новоприобретенной сущности, ни о ситуации всей горестной в целом, ни о том, что бросивший ее Кот Нуар — это и есть он сам. Клеймо ' виноватого эгоиста, папенькиного сынка ' на нем закрепится как минимум на долго, как максимум — раз и навсегда. Адриан, будто бы встряхнув головой от попавших на него частых капель дождя, отваживает ненужные сейчас мысли в сторону. И почти не замечает начала чего-то удивительного и невероятного даже для него, несмотря на то, какие только чудеса в одном только месте не вобрал за такой короткий промежуток времени шумный Париж.

Даже ему — вобравшему в себя несерьезного, но какого-никакого опыта хранителя нескольких камней чудес, — было необычно сейчас видеть перед собой другое чудо в виде разверзнувшегося из неоткуда портала. Это не было похоже на магию Пегаса — порталы в ткани пространства он делал немного иные, нежели те, что он мог лицезреть в данную минуту времени. Да и не припоминал он, чтобы кто-либо давал им пользоваться целым группам рядовых ( разве? ) людей. Это было недопустимо по всем нормам и устоявшимся канонам ( кто бы говорил о правилах поведения с волшебными камнями, Бражник ). Они были чем-то похожи на средневековых поданных или же даже на вполне настоящих рыцарей, облаченных в сияющие латы. Если это чей-то розыгрыш из прочей части Чудесной команды с использованием услуг косплееров, то к таким шуткам Адриан Агрест готов не был. Только вот, все иллюзии того, что эти самые ' апрельские приколы ' предназначались конкретно ему, мгновенно рассыпаются под ногами крошкой из штукатурки, будто и не было их вовсе. Потому что все начинает вставать на свои места после того, как один из новоприбывших обращаются к ее новой знакомой, как к принцессе. А сама Стар — как оказалось — Баттерфляй, этого отрицать не стала. Даже, наоборот, пуще прежнего встрепыхнулась ярким огоньком на тоненьком фитильке на свече с запахом ванили, отгоняя усталость прочь от себя подальше, и мигом выуживает из своей сумочки розовую палочку. Похожую, отчасти, на волшебные артефакты девочек-волшебниц из японских многосерийных аниме о магической войне и крепкой дружбе.

Нет, Адриан Агрест, если твой отец еще не до конца заставил тебя поехать крышей в убежище к голубям на высотку, то вот такие вот сцены посреди Парижа, свидетелем которых невольно приходится быть далеко не каждый раз, точно станут толчком к началу конца. Чтобы этого не допустить, необходимо, неверное, для начала выйти из какого-никакого, но все же минутного ступора, который никак не поможет в сложившейся ситуации. Весьма плачевной ситуации, если судить по дрожащей, как осиновый листочек, Стар Баттерфляй и ее режущих ножом по сердцу вскриков о том, что она никуда не хочет идти. Особенно к родителям, особенно к матери, которая, как кажется Агресту сейчас, реально не является нежностью во плоти с добрым овечьим сердцем. И с этим нужно было что-то делать. Адриан невольно тянется рукой к своей броши, но ладонь вовремя останавливается, не дотягиваясь до камушка под шарфом своими тонкими длинными пальцами буквально пары сантиметров. Что он сможет сделать в облике Бражника? Скорее всего, ничего. Какими бы крутыми, практически божественными не были способности для окружающих у обладателя камня мотылька, то для него самого они были едва ли не бесполезны. Да и мало ли: вдруг Стар, кем бы он не являлась на самом деле, не поймет его магии и испугается его точно также, как и этих незваных гостей из неведанных земель? Ее испуг может загнать ее же в угол, поэтому рисковать пока что не было острой необходимости.

— Я не знаю, кто вы такие, — показательно выгнув одну светлую бровь, начинает Агрест, пока его лицо не освещает победоносная улыбка. — Но вы явно нарвались не на тех. Оставьте девушку в покое. Она же ясно сказала, что не хочет с вами никуда идти, — и тут же Адриан делает отвлекающий жест, пнув одну из коробок, стоящую не так далеко от них. Дождавшись, пока солдаты настороженно дернутся в сторону источника шума, Адриан приобнимает за плечи Баттерфлай, подхватывает ее ловко на руки, и, забравшись, по оставшимися деревянным коробкам, стоявшим вдаль сырых кирпичных стен, оббегает незваных гостей. Спасибо геройской ловкости, к которой он успел приноровиться за такое время бытности хранителя чудесного талисмана как светлого, так и темного. Остановив свой короткий бег на время и спрыгнув с коробок на голую землю, проскользив по камням подошвой пару миллиметров, он опускает Стар на ноги, и, недолго мешкая, он, схватив ее за руку, несется от них по улицам, полных прохожих и машин, куда только глаза глядят. Главное сейчас — запутать следы. — Объяснишь, принцесса? Кто эти громилы? Откуда ты на самом деле? — ' мастер начать вовремя разговор ' Адриан Агрест спрашивает у своей приятельницы в их беге. Чувствуется, этот марафон по играм в профессиональные прятки от первых сыщиков другого измерения будет очень и очень долгим.

— Ну, почему же? — спрашивает Адриан, выслушав на бегу историю Стар Баттерфляй от и до, конечно же, в той интерпретации, которую она предоставила сама ( в конце-концов, он бы припас для нее еще с тысячу вопросов, если бы на выслушивание ответов у него сейчас было время ). — Мне кажется, что ты навсегда останешься принцессой для тех, кто тебя по-настоящему любит и ценит. И никакие истинные представители какого бы то ни было королевского рода для них не будут иметь особого значения. Ведь голубая кровь и драгоценные статусы — это не главное. Жаль, что твоя мать не осознает этого, — ' как и мой отец тоже, впрочем, запрещая мне в свое время общаться с новоприобретенными друзьями из коллежа ' остается недосказанным в погоне за спасительным единением между ними, потому что Агрест понимает ясно и осознанно, что Стар было сейчас совершенно не до этого. — Но признаю: ты и твоя история выглядят весьма удивительно даже на фоне последних происшествий в моей жизни, — в сырой темени хмурной парижской пасмурности, Адриан краем взгляда замечает мелькнувший тусклым проблеском предмет в теплых ладонях девушки, похожий на пестрые земные ножницы с красными ручками и ромбовидным блестящим камнем посредине. — И зачем нам ножницы? Думаешь, они помогут нам отбиться от наших преследователей? — однако эта вещь, пришедшаяся на деле не хилым магическим артефактом, оказался не таким простым предметом для разрезания бумаг и тканей, как могло показаться с первого взгляда для рядового обывателя с Земли.

Портал за порталом; измерение за измерением — все мелькало настолько быстро перед шокировано распахнутыми глазами Адриана Агреста, что он мог едва ли бы назвать свое имя отчетливо, если бы у него спросил кто-нибудь о нем во время путешествия по другим мирам, в которых ему ни разу не доводилось бывать. Нет, такое не умеет вытворять даже Пегас со своими безграничными силами по перемещению в пространстве ( а ведь можно было бы подумать на секунду, что Баттерфлай каким-то способом могла завладеть чудесным талисманом Лошади, если бы не тот факт, что она могла вытворять такое и без дополнительной трансформации в супергероиню ). Все же, если их магия имела право на существование, то почему бы и волшебству совсем другой природы не дать шанс на возможность жизни в липкой паутине всевозможных галактик и вселенных? Даже в той, где они останавливаются на пару минут, чтобы перевести дыхание; в той, где Стар Баттерфлай падает на каменистую твердь, поднимая дорожную пыль в воздух, и признает свое поражение перед неизбежным и протягивая едва знакомому юноше межпространственные ножницы прямиком в руки. Адриан Агрест не был определенно согласен с таким порядком развития событий. — Хэй, погоди. Еще не время вот так вот сдаваться на волю своей судьбы, — Адриан, помогая принцессе подняться и положив руку ее себе на плечо, дабы у той была возможность опереться хоть на что-нибудь, что даст ей возможность идти дальше, неуверенно смотрит на артефакт в своих руках. На правах нынешнего хранителя талисмана Мотылька, он чувствовал струящееся волнами из души девушки отчаяние, которое словно бы молило о помощи, просила поддержки и защиты. Было бы неплохо здесь при себе иметь талисман Павлина, но и без него Агрест распрекрасно обойтись, понимая, что на лишние раздумья у него не было и малейшей возможности. — Что ж, если нужно путать следы и дальше — значит, будем путать.

Позади них слышится усталый, злой рык настигающих их крепких людей. Адриан, крепко зажмурившись, начал представлять себе что угодно, но только не родную Францию, путь к которому у стражников матери Стар уже был давно проложен. Резанув по воздуху ножницами и торопливыми шагами зайдя в образовавшуюся расщелину между мирами он оказывается в весьма развитом в технологическом плане городе. Кажется, даже японском, судя по рекламным билбордам с громогласными выведенными на них хираганами и катаканами. Немного оглядевшись вокруг себя, Агрест невовремя замечает ошалевшую по виду школьницу рядом с их парочкой путешественников, которая смотрела на них с разинутым ртом от удивления. Она была достаточно высокой, ее блондинистые волосы аккурат были заплетены в небольшие хвостики, а в глазах ее разливался словно бы самый настоящий жидкий цветочный мед. — Ох, прости. Не хотел тебя напугать, — говорит на чистом английском Адриан, в тайне надеясь, что его поймут хотя бы на таком языке. Японского, как ни крути, он все же не знал. После чего, удобнее подхватив под бок Стар, вновь режет пространство ножницами, оказываясь в какой-то неведомой ранее лесной глуши. На опушке меж столетних высоких сосен было подозрительно тихо, и только лишь благозвучное пение пестрых птиц около странной треугольной статуи, напоминающее небезызвестное Всевидящее Око ( как говорится, Большой Брат всегда следит за тобой ) на долларовых банкнотах, разрывало ткань безмолвия своей гармоничной трелью. И снова они попали не туда, куда им следовало попасть изначально, но на то Агрест и рассчитывал, путая их следы на различных точках их планеты.

Взмах ножницами, новый портал — и вот они оказываются на лавандовых полях Прованса. По крайней мере, они были теперь весьма близки к Парижу, но слишком, чтобы подвергать целую столицу страны возможной опасности с их стороны. Поблизости Адриан Агрест как нельзя кстати обнаруживает аббатство Сенанк, в котором, к счастью, сегодня не наблюдалось каких бы то ни было туристов, а монахи, судя по мелькающих на горизонте вдали точкам, занимались пасекой и ухаживали за рядами сиреневых цветов. Поэтому, воспользовавшись их отсутствием, он заводит Баттерфляй на заднюю часть монастыря и усаживает принцессу на каменистый выступ рядом с колонной, дабы она смогла отдохнуть и не быть обнаруженной при этом хотя еще минуты две или три. Понимая, что эта беготня по городам и странам может длиться бесконечно, Адриан тихо вздыхает, приходя к неутешительному для себя выводу — свои потаенные в рукаве козырные карты придется все же раскрыть. — Надеюсь, что ты сможешь меня понять, — говорит Агрест, выпрямляя свое чуть уставшее тело и отходя от девушки на пару шагов назад, чтобы напоследок окинуть серьезным травянистым взглядом осунувшуюся фигуру Стар, сорвав с себя шарф и выпустив его из рук. Под рывком лавандового ветра кусочек согревающей шею ткани устремляется куда-то вдаль, но Адриану Агресту до этого нет никакого дела, когда на кону стоит спасение жизни беззащитного человека. — Нууру, дай мне крылья! — всего лишь миг — и перед Стар Баттерфляй свершается трансформация светлого супергероя, который может защищать каждого страждущего в него и хочет исполнять яркие мечты каждого, кто преисполнен святой верой в существование надежды и любви.

— Я знаю, что каждый человек достоин того, чтобы их мечты были однажды исполнены, Стар Баттерфляй, — к рукам Адриана подлетает белая бабочка с фиолетовых цветов ароматных полей неподалеку, которую он заряжает доброй энергетикой и в тот же час отправляет ее к принцессе, вселяясь в волшебную палочку, которую она держала при себе. — Не отчаивайся, я помогу тебе вновь воспрять духом, — на их глазах появляется привычная для Бражника маска связи, но которая, в этот раз, не несла в себе никакого злого умысла. Агрест подходит к ней ближе, берет ее руку в свои и продолжает свою воодушевляющую речь: — Я дам тебе силы, с помощью которых ты сможешь победить стражу своей непокорной матери. Стань же той самой героиней, добро в сердце которой не угаснет под чужим гнетом жажды власти никогда.

sometimes I wish I could save you

Кажется, у них получилось отбиться от преследователей. По крайней мере, на первое время, судя по боевому настрою Стар Баттерфлай, которая сдаваться более не была намерена. Наконец-таки девушка могла сбить своей воинственной энергией, словно штормовой волной в неспокойном соленом море, всех наповал, даже, чего уж греха таить, самого Бражника, который явно сейчас был очень доволен проделанной работой ( точнее, ее удачному началу, но разве не поднятие настроя ретивого духа является доброй половиной успеха конечного результата? ). Сейчас она была похожа на самого настоящего борца за добро и справедливость. И Адриан Агрест чувствовал правильность как нельзя лучше в происходящем здесь и сейчас, был на сто процентов уверен в своем решении дать девушке светлую акуму, но никак не темную, даже несмотря на то, что Баттерфлай была подвержена больше негативным эмоциям из-за усталости до тремора в тонких руках и явной злости от несправедливости отношения самой к себе от родной матери, нежели более нейтральным или же положительным. Потому что понимал, что лучше дарить людям добро, в особенности тогда, когда за этим не наблюдает за твоей спиной твой собственный отец, который явно готов зубами скрежетать, предаваясь беспощадному ощущению раздражения, от растраты сил для способностей своего талисмана его собственным сыном.

Адриан Агрест отчасти завороженно наблюдает за действиями Стар в битве с ее противниками. Сейчас она более чем оправдывала свое имя — она была подобна воздушной, радужной бабочке, которой было ничего не по чем, даже горячий свет фонаря ( образ которого можно было сравнить с ее мамой, потому что делать кому-то супротив его воли хорошо — значит, оказать медвежью услугу ), который способен тончайшие крылья опалить, но никак не согреть. И Бражник даже вовремя не замечает подоспевших к ним двоим бугаев, чей путь был огражден акуманитизированной принцессой, выбравшая весьма экстравагантный путь для борьбы с ними. Признаться, даже весьма оригинальный. — Котята? — поднимает одну бровь в удивлении Бражник, связываясь с Баттерфлай по маске связи, прекрасная зная, что та ее услышит. — Ты уверена, что именно это им поможет? — впрочем, в любом случае, Адриан спорить с ней и ее душевным выбором не стал. Сейчас, художником картины о судьбе своей дальнейшей был никак не он, а именно Стар, а поэтому ей было куда виднее, какими средствами оправдывать свою мелькающую на горизонте цель. Что ей и удалось сделать в скором времени, выкинув повязанных котят в другое измерение. Можно было наконец-таки отдышаться и отдохнуть. — Да, получилось, — немного неловко и сам произносит Адриан, на какое-то время опустив свои зеленые глаза в гладь сухой земли под ногами девушки. Больше им здесь нельзя было оставаться. Габриэль Агрест, если тот уже хватился за него, мог поднять на уши всю полицию Парижа на его поиски своего единственного сына по всему огромному городу в столь ненастный для него погодный период, поэтому позволить себе и дальше странствовать по Провансу для Адриана была непозволительная в данный момент роскошь.

— Нам пора возвращаться в Париж. Если ты сама не против меня подбросить до дома, конечно, — смеется Бражник, через который были едва слышны явные нотки легкой нервозности. — Не беспокойся. Я пока что не заберу у тебя акуму. Но потом мне придется вновь стать самим собой, а поэтому моя магия не прикажет долго жить. Я думаю, что ты понимаешь меня, Стар, — Адриан протягивает руку Баттерфлай, надеясь, что она примет ее. Не многие готовы так просто расставаться со светлыми силами, дарованными Бражником ( а некоторые, если вспоминать о Лиле Росси, и с темными тоже ) — он действует порой наркотиком на сознание акуманитизированного, который просит оставить бабочку навсегда с ним, или же дать больше, еще больше способностей, о которых ранее никто и никогда не мечтал — и с этим Агрест поделать ничего не мог, потому что не в силах был обмануть законы талисманов, написанных кем-то свыше. Лишь только надеяться искренне, что его поймут без лишних слов и не будут держать зла. И Стар, к счастью, его понимает; понимает и возвращается вместе с ним в Париж, оставляя за своими крыльями бабочки фиолетовые поля далеко позади себя. А также определенно шокированных монахов, которые явно не были к подобной магической сенсации для самих себя. Кажется, кто-то будет сегодня долго вымаливать у Бога прощение за что-либо когда-то содеянное, ведь он по другим причинам он никогда не снизошлет на них столь странные и очень необычные галлюцинации.

Столица Франции встретила их привычной для этого времени года слякотью. Стар и Адриан оказываются в совершенно другом месте, нежели прежде, в котором, помимо просыхающего от дождя мокрого асфальта, доносился приятный запах сладкой выпечки. Бражник, оглянувшись в сторону от себя, откуда лился свет пасмурных улиц, освещая все вокруг себя своей блеклостью, не мог не оценить их нынешнего местоположения. Напротив них расположился неплохой гостевой дом имени Наполеона Бонапарта, а сама пара подростков находилась в небольшом тупиковом закутке, в котором разве что кроме мусора были также и бродячие драные кошки, шарящиеся по бакам, от которых разило невыносимо. По этим не шибко о чем-то говорящим данным Агрест смог сделать вывод, что сейчас они находились в квартале Сен-Жермен-де-Пре. — Вот мы и дома, — спокойно выдохнул Бражник, запоздало заметив, что мог задеть этими словами девушку. У которой дом находился в совсем ином измерении, и возвращаться в который она не была намерена. — Ох, прости. Ляпнул не подумав. Подожди, я сниму с тебя трансформацию, — проходит какие-то короткие доли секунд — и Баттерфлай вновь оказывается сама собой, а сам Адриан, также детрансформировавшись, поглаживает уставшего Нууру по голове, который решил уместиться и передохнуть хотя бы немножко в кармане его рубашки.

— Полагаю, ты бы хотела поговорить со мной после всего случившегося в Провансе сегодня. А если нет, то настаивать не стану — я все-равно предлагаю тебе заглянуть в местную кондитерскую вместе со мной и перекусить чем-нибудь сладким. Нам сейчас это необходимо, — улыбнувшись и взяв Стар за руку, он ведет потерянную принцессу через темноту прямиком ко свету улиц. Кондитерская в действительности находилась буквально в двадцати шагах от них самих. Вывеска в традиционном стиле с лаконичным названием ' Ladureé ' манила ближе к себе не только приезжих сюда зевак, но и коренных жителей Парижа, которые не чурались традиций французских пекарен и их рецептурных секретов. — Заодно я подумаю, что мы будем делать дальше. У меня совесть не позволить оставить тебя в этом городе совершенно одну, Стар, — девушка больше, чем Адриан в этом был уверен, была совершенна голодна после таких диких скачек по различным мирам. Также она могла согреться с кружечкой горячего чая и кондитерскими изделиями только из печи, а сам Агрест — немного побаловать себя и поесть хоть что-то, чего хочет именно он, а не его безутешный отец. И модельер в одном лице, неустанно следивший за фигурой своей главной модели, представляющей одним своим лишь существованием его бренд дизайнерской одежды и эксклюзивных аксессуаров.

Увидев замешкавшуюся Стар на пороге кондитерской, которая явно не была готова предстать перед парижанинами в столь не очень ' лицеприятном ' для себя образе ( и Адриан готов был поспорить с этим — девушка умудрялась выглядеть принцессой даже с мокрым платьем и грязью дорожной на своих золотистых волосах ), Агрест едва вздыхает, затормозив на подходе к приглянувшемуся столику. — Не бойся, — вернувшись вновь к девушке, Адриан берет ее вновь за кисть руки, чтобы ненавязчиво побороть ее страх перед незнакомой для нее местностью. Стоило признать — судя по внешней закрытости ото всего и вся, Баттерфляй действительно была мало способна сейчас на обсуждение серьезных тем в разговорах. Постоянное преследование и огромная сила магии в руках девушки — далеко не то, над чем можно было бы посмеяться, поедая макаруны среди уставших ото буднего дня других людей, да попивая, глядя на их серые лица, вкуснейший здесь арахисовый раф. — Ты все равно выглядишь слишком волшебно даже среди коренного населения Парижа. И я не шучу, — да и слегка подрипанный вид для многих здесь был вполне в порядке привычных вещей. Особенно после того, как акуматизируемые люди могли не гнушаться использованием в своих гнусных целях еще при Габриэле Агресте другими людьми, которые так невовремя попадаются им под руку во время битвы с супергероями.

Усатый и толстопузый месье за стойкой, протирая до чиста белоснежной тряпкой, вымоченной в каком-то растворе с химическим запахом лимона, деревянную поверхность под своими локтями, здоровается с парочкой на чистом французском языке. Коротко ответив на приветствием плавным кивком головы, Адриан уводит Стар к столику около окна, из-за которого открывались прекрасные виды на уютные улочки Парижа. На столике стояла стеклянная ваза со свежим букетом ландышей, а рядом с ним своих посетителей поджидало как раз кстати меню и парочка влажных салфеток в микроскопических упаковках ( что, вестимо, предназначались для чистки рук после слишком марких для кожи сладостей ), которыми могли спокойно Баттерфляй, если она захочет освежить свое лицо осле пережитой беготни по различным мирам. Агрест на секунду замечает, как девушка с легкой тоской в голодном взгляде засматривается на витрины с пирожными, и отмечает в конечном итоге мысленно про себя, что принял верное решение заглянуть сюда в их дальнейшем пути в ' неизвестность '. Оставлять хрупкую девушку голодной, которая и без того практически не может устоять на ногах от бессилия — это просто верх кощунства.

— Стар, заказывай все, что хочешь, — он падает девушке меню, предоставляя ей полный свободный выбор в огромном ассортименте кондитерских изделий и горячих напитков. Кажется, Адриан так сильно сжалился над беглой принцессой из другого измерения, что был готов оплатить хоть весь товар этой пекарни, лишь бы она была сыта и согрета в такой холодной для Франции вечер. — Не стесняйся только. Бери столько, сколько посчитаешь нужным. Я за нас заплачу, — подмигнув одобрительно своей спутнице, заверяет ее Адриан. В конце-концов, он будет тратить свои честно заработанные деньги так, как посчитает нужным. Хотя бы иногда, когда отец этого не видит, бдя за расходами своего чада неустанным филином в древесном дупле из беспроглядной темноты. — Здесь есть очень необычный выбор десертов, кстати, — и, словно бы услышав это, официант, до этой минуты обслуживающий другой столик, не заставляет себя долго ждать, примчавшись к их столику уже буквально через две минуты, готовый принять их заказ. — Что пожелаете, мадам и мсье? — и Агрест, практически не думая, берет инициативу в свои руки. — Мне, пожалуйста, на сладкое ' Испахан ', а из чаев, если можно, принесите ' Королевский голубой сад '. Стар, а что ты будешь? — спрашивает он знакомую, которая, кажется, утонула в незнакомых для нее названиях блюд.

Когда заказ ( в том числе и принцессы ) был сформирован, официант унесся на кухню, откуда он приходит с полным подносом еды буквально через пять минут. Сладость, которую приобрел Адриан для себя, представляла собой два миндальных печенья со сливочным кремом с ароматом розы и кусочками личи, приукрашенной сверху свежей малиной; а ' Королевский голубой сад ' же был того и вовсе божественен — от микса черного чая несло приятным ароматом лесных ягод, в котором цветки василька и календулы придавали цвет горячему напитку более необычные оттенки. — Знаешь, ты, пожалуй, права, — начал внезапно Агрест. — Мы не будем обсуждать здесь наше маленькое приключение в Провансе, однако меня все же интересует еще другое, — к их счастью, присутствующие в кондитерской люди были увлечены беседами друг с другом. Да и не чувствовалось здесь поблизости подростков, которые бы могли пристать к нему с просьбой сделать совместную фотографию или оставить автограф на салфетке. — Ты вообще на Земле как... впервые? Или ты уже успела где-нибудь еще обзавестись друзьями? — это даст Адриану малейшее понимаем того, насколько сложна была для Стар ситуация с безвыходным встреванием в этом огромном городе, явно чужом для нее во всех смыслах этого слова.

В своем особняке поселить Стар явно не сможет — этого не позволит ему сделать отец, что было весьма очевидным фактом для всех; из всех своих знакомых и друзей он мог доверить ее разве что Хлое Буржуа, да и та не станет наверняка слишком церемониться со своей гостьей в своем отеле. Что-либо говорить о Маринетт Дюпен-Чэн и Лиле Росси в принципе не было смысла ( особенно о последней — Баттерфляй уж слишком казалось хрупким цветком, которая наверняка не сможет выжить в обществе хитрой змеи, что убьет ее своим ядом и глазом не моргнет ). — Погоди-погоди, — когда девушка случайно упоминает знакомое имя, которое Адриан неожиданно вспоминает смутно по прошедшим когда-то давно в этом месяцем акуматизациям, Агрест будто хватается в своих сложных решениях за спасительную хворостиночку в этом бурном речном потоке. — Говоришь, Джекки? Джекки Линн Томас? — встретившись с вопросительным взглядом голубых глаз Стар напротив, Адриан отдергивается, принимая как можно более непримечательное выражение лица. — Нет, ничего такого. Просто решил переспросить — плохо имя ее расслышал, — нет, говорить о том, что ее подруга из американского города находилась в Париже, Адриан сейчас не собирался. Пускай для нее это будет сюрпризом. Вот к ней он и отведет Баттерфляй после их небольшого ужина. Уж ее знакомая позаботиться о ней куда лучше, чем какая-либо незнакомая для нее девочка, что будет наверняка шорохаться от беглянки, как от прокаженной. — Не отвлекайся, ешь, — улыбнулся Агрест вновь, кивнув в сторону еды Баттерфляй. — Потом я отведу тебя туда, где ты явно сможешь почувствовать себя, как дома.

Буквально через час они уже находились на третьем этаже в одном из домов района Вожирар. Жилой округ был без особых здесь прикрас, однако был по карману любому приезжему, готовому жить по среднему ценнику в месяц. И весьма безопасен ко всему прочему — здесь обитали в основном коренные парижане и при этом никаких мигрантов из средней Азии. — Позвони сюда, — указывает на одну из дверей Агрест. — Поверь, в этой квартире точно будут тебе рады, — тихо выдохнув, Агрест берет Стар за руку и целует в прощании тыльную сторону ее ладони. — Я очень рад был тебе помочь, Стар Баттерфляй. И надеюсь, что Париж сможет тебе стать вторым домом. Оревуар! — после чего, махнув рукой напоследок, уходит прочь, спрятавшись за углом стены перед лестницей, дабы незаметно для девушки проследить, чтобы Джекки Линн Томас действительно смогла ее принять в своем скромном жилище и стать ей семьей в этой незнакомой для гостьи из иного измерения стране. А она это обязательно сделает, ведь, как говорится, друг в беде не бросит?.. По крайней мере, Адриану хотелось в это верить всем своим сердцем, которое тьма еще не успела поглотить до самого конца.