нет чистоты, кругом одни штампы, ломаные и уродливые карикатуры
они презирают всё настоящее, они презирают ясность духа
С момента посвящения в ряды учеников Бойни много воды утекло, но все также недостаточно, чтобы ощутить себя в этой частной школе ' своим в доску '. Все же, элитарность и Диппер Пайнс — две вещи совершенно друг с другом не совместимые, однако за эту неделю он смог разглядеть своим невычурным взглядом карих глаз ( которые Мэйбл иногда называла по-оленьему добрыми — здесь впору бы обидеться на свою сестренку с ее странными подходами к комплиментам, если бы он ее не знал слишком хорошо — ничего плохого этим они не имела в виду ) таких же, как и он сам. Несмотря на то, что тот же Уиллоуби был, сколько он себя помнит, всегда при деньгах, его отношению к Дипперу за эти относительное короткие семь дней практически и не изменились вовсе: выше нос, как Клэгг, он задирать не стал, а, наоборот, кажется, прикладывал все свои усилия к тому, чтобы весь оставшийся в запасах Диппера месяц в Англии проходил как можно комфортнее во всех смыслах этого слова. И Пайнс глубоко в душе был безумно благодарен ему за это — что не оставил, направил и стал ему лучшим другом в стенах за этот относительно небольшой промежуток времени. Меж тем, октябрь в Европе становился все холоднее — для Пайнса, привыкшего ощущать лучи калифорнийского солнца на коже в любое время года, это было максимально непривычно, но желание познать изнанку чужой страны пересиливал его собственный уют. Изредка все же необходимо выбираться из своей зоны комфорта, иначе жизнь покажется пресной и горькой на вкус от изъедающей разум однотипности — в этом он смог убедиться еще в свои двенадцать лет.
И как бы к нему здесь не относились, как бы Диппера Пайнса не нахлынывало ледяной волной Северного Моря с головой желание по бессонным ночам сорваться и уехать обратно домой, пока днем, отвлекаясь от всех тяжких мыслей ( что были тяжелее гранита самой науки, которые упорно посещали его именно в те периоды, когда ему доводилось оставаться с самим собой ), он задорно и искренне улыбался тем, кто старался к нему тянуться без каких либо злых умыслов на сердце — это, в любом случае, был для него какой-никакой опыт. В конце-концов, он привыкнет с таким приятным на душу знакомым к новой обстановке быстрее, чем без него. И последующие недели три для Диппера пройдут дни в этих толстых, достаточно старых стенах, более-менее спокойно. По крайней мере, он надеялся на это, а надежда, как говорится, умирает последней. Учеба в Бойне проходила в бешеном темпе — да, справедливый тезис для любого среднячка, которого учеба и прочие вещи, требующих мозговой активности, касаются поскольку-постольку, например, как для Роналда Уайтхеда, у которого хоть и появился один добротный, налившийся сливовым цветом, синяк под глазом к началу второй недели их прибывания в школе-интернате, но все также ошивающийся рядом с девчонками, появившихся в Бойне, кстати, также недавно, буквально чуть ли не в этом учебном году — но для Диппера обучение здесь давалась ну уж очень просто ( за что успел получить недоуменные взгляды местных завсегдатаев Спарты, ибо как же так и ' что ты вообще здесь делаешь, Диппер Пайнс, среди нас? ' — и, о, если бы он сам знал ответ на этот вопрос ).
Только вот кто бы знал, что за его познаниями скрывается на самом деле — таким вот не самым способом в прохождении заданий из имеющихся у него на руках свеженьких учебников на пару тем вперед, он всего лишь иногда пытается развлекаться в этом слишком обыденном и сером для него мире. Гравити Фолз в свое время здорово поменяло мироощущение с ног на голову: настолько, что он успел себя потерять за четыре года, кажется, около трех тысяч раз; настолько, что он не мог ясно осознавать, что его ждет там — в далеком и туманном будущем, которому нет ни начала, ни конца; настолько, что он перестал верить в свои мечтания о взрослой жизни, которые посещали его детский, слишком утопический ум до приезда в этот судьбоносный для него городок, но которых он старался придерживаться до конца, пока вовсе не сдался окончательно перед своими новыми целями в этой жизни. Хотелось побеседовать на эту тему с Лоу в ламповые вечера в их комнате, рассказать ему все, как есть, пока тот в привычной манере нюхал табак, потому что они, как-никак, а все же были теперь друзьями, и скрывать все под черным покровом таинств мира насущного не очень-то и было нужно — в нем все не так просто, как хотелось бы видеть людям на самом деле, — да вот только страшился, что Блейк этого вовсе не поймет, покрутит пальцем у виска и хрипло посмеется в ответ. Потому что, черт возьми, какая магия, какие к черту аномалии — здесь, в Бойне, было лишь только одно чудо в лице сына военных преступников, который, как успел заметить Пайнс, возомнил из себя невесть что, да и то это было лишь очередной закономерностью этого мира — в чьих руках были деньги и власть, тот и прав.
К слову, о Мэттью Клэгге. Диппер Пайнс уже успел позабыть о нем и его удушливом поведении совершенно — больше задумываясь о том, когда на завтрак в этой школе станут давать что-то не похожее на кашу, которую он и терпеть не мог, если быть честным, если ее обильно не приправить каким-нибудь сладким джемом из свежих фруктов и лесных ягод — пока тот не подошел после всех занятий к ним с Уиллоуби Блейком в коридоре, словно ночная фурия ( теперь Диппер ясно осознавал, почему тех кличут среди студентов летучими мышами, только вот одна неувязочка выходила на свет — эти мышки в природе как-то выглядят куда помилее, что ли, и ничего общего не имеют с этими человекоподобными кровопийцами ), после чего насмешливо улыбается и наклоняется к нему ближе, выплевывая ядом змеиными гадости, от которых Пайнс даже успевает потерять дар речи. Неужели за все свое время пребывания в Бойне он заслужил эти оскорбления глаза в глаза буквально ни за что? Он даже путается на короткие секунды и чуть не роняет учебник по истории из рук, который он плотно прижимает к своей груди, после чего зажмуривает глаза, пытаясь успокоиться, только вот повисшее напряжении между ними не дает этого сделать и этот непонятный стрекот в груди, подобный электрической линии, от злости начинал усиливаться лишь только еще больше. И удерживать в узде свой строптивый характер, который так и норовил с такими наглецами выползти наружу, больше не было сил. Диппер здорово насупился, практически открывает рот, чтобы сказать ему, что достойные люди так себя не ведут, а лишь больные на голову дураки и эгоистичные олухи, однако за него, неожиданного для него самого, заступаются. И не абы кто, а Уиллоуби, который защищает его не только едким словом в ответ, но и делом — отталкивает вовремя накинувшегося на него Клэгга, от которого Пайнс уже было поднял учебник перед собой, закрывая им свое лицо от удара.
А дальше все происходит будто в замедленной съемке очередной ангстовой кинокартины: Уиллоуби платит сполна за то, что посмел защитить какого-то там чужака из грязной Америки, из-за чего его буквально волочат по полу школы прямо во внутрь ближайшей аудитории с приоткрытым окном, от которого веяло холодом адским и смертным из-за низких сегодня температур на улице. — Эй, вы совсем с ума сошли? Отпустите его сейчас же, — Диппер не остается в стороне все это время. Диппер бежит за ними и касается пиджака одного из сошек Мэттью, сжимая ткань пальцами до ее первого хруста нитей, за что тут же получает болезненный удар затылком о стену — его отталкивают слишком резво, слишком стремительно и сильно, отчего Пайнс не успевает вовремя подняться на ноги, вместо этого кусая сухие губы от боли и касаясь ладонью своей головы, разрывавшую от не самых приятных на данный момент ощущений. Спустя с минуту или две, он находит в себе силы подняться на ноги, после чего подбегает к закрывшейся двери, упорно дергает ручкой, в надежде, что она тут же распахнется, но нет — от этого Пайнс ощущает неподдельную беспомощность в этом желании спасти своего друга от больших побоев, которые ему успели нанести с несколько минут тому назад. А все из-за него — из-за Диппера Пайнса, который и сам не может отчетливо понять, каким таким образом он умудрился перейти дорогу старосте школы. — Откройте! — Пайнс нервно бьет это несчастное, ни в чем неповинное дерево руками, пока за этим делом его не застает мимопроходящий в эту секунду мистер Хаусман, явление которого можно списать на какое-то невероятное второе пришествие господне. На вопросы декана о том, что их гость делает, Диппер мигом подлетает к нему и говорит, что им срочно необходимо отворить эту дверь, ибо это, в прямом смысле, было ' вопросом жизни и смерти '. — Они же убьют его, мистер Хаусман! — вероятно, слово ученика по обмену здесь было законом, но только потому, что репутация Бойни была превыше всего на свете, даже здоровья и благополучия каких-либо местных деток богачей.
Стоило им войти вовнутрь аудитории ( спасибо ключам декана, которые у него были всегда при нем ), как Хаусман останавливается и неприметно сверлит взглядом всех участников этого инцидента — кажется, драки со старостами школы были здесь в порядке вещей, а по надменному взгляду Клэгга, обернувшихся на них, было понятно, что им за все это ничего не будет от слова совсем. Небрежно выдохнув от возмущения, Пайнс пробегает мимо него и его шестерок, задевает его плечом, причем не нарочно — а, быть может, и да, — и опускается рядом с побитым и обессиленным Лоу, который выглядел сейчас не самым лучшим образом: весь в кровоподтеках да ссадинах страшных. Что они здесь с ним делали? — Прости, Лоу, это все из-за меня. Боже, я не хотел, чтобы оно все так получилось, — с диким сожалением в голосе тихо произносит Пайнс, помогая подняться Блейку на ноги. Оставалось надеяться на то, что он сможет дотерпеть до их комнаты и не упасть в бессознательное состояние прямо здесь на ровном месте. Надежда на то, что мистер Хаусман позовет к ним медицинскую сестру оставалась теплиться на подкорке сознания, а пока что ему стоило оказать срочную помощь из своих подручных средств: спасибо матери, которая дала ему небольшую аптечку с собой на всякий случай. Он одаривает напоследок полный презрения взглядом Клэгга — и пусть он думает о нем, что хочет, но это недоверсия Драко Малфоя теперь в его глазах не будет считаться за человека и вовсе, пусть он хоть трижды будет авторитетом в этой школе — и уводит, подперев под плечо, Лоу отсюда. Благо, их комната не была слишком далеко, а уложить побитого человека в кровать для Диппера не составит особого труда.