только мы, я и ты этот страх ощущаем
но скажи, для чего и в чем смысл печали?
пойдём вдвоём, расслабься, дай мне руку
положись на меня, я для тебя лучше друга
Эта ночь была поистине адской во всех смыслах этого слова ( которое не подходит для употребления в обыденной речи Канамэ Мадоки ни в коем разе — для Ада уж больно она была милой плюшевой белой шиншиллой, чем бравым воином не без стыда, но со совестью ). Сна не было ни в одном ее глазу, что сулило однозначно одно — утром она будет едва живой, практически мертвой из-за раскалывающейся головы да ломоты в костях, что будет вполне справедливой реакцией организма на стресс своей вкрай напуганной хозяйки. До самых первых лучиков занимающегося на небосводе рассвета ей и оставалось разве что утыкаться носом в свои любимые мягкие игрушки, обнимая их, кажется, ради того, чтобы утонуть в них с головой вместе с одеялом, защищающего ее ото всех бед и ненастий. Все же дома было действительно лучше, чем там, — на улицах погрязшей в грехах Митахикары, — где сулит смертельная опасность хрупким девочкам-подросткам. Особенно для тех, кто не может постоять за себя в момент угрозы жизни. Какая же ты, Канамэ Мадока, трусиха. Принцесса слабаков, которой никогда не стать бравым Робин Гудом в юбке, как Мики Саяка, не иначе.
Звон будильника, который по привычке был заведен одно утро тому назад, не сулившего ничего такого плохого, оглушает своим противным на данный момент звуком. Мадока жмурится крепко-прекрепко, сильнее зарывается под теплую перину, пока чуть дрожащая рука наугад тянется к тумбочке и, скорее на автомате, отключает сигнал из въевшейся под корку сознания трели. А встать с постели, чтобы все же побороть себя и отправиться в школу, где она могла бы, безусловно, отвлечься от тяжких мыслей у себя на уме ( или попробовать сделать это ), у нее действительно не было никаких сил. Как и желания, впрочем, тоже. Это никак не уходит из поля зрения Джунко, которая в полном недоумении заходит в комнату и находит свою драгоценную дочь в постели, как ни в чем не бывало ( а ведь привыкла она Мадоку видеть всегда подле себя в ванной, чтобы посоветовать ей новые ленточки для привычной, казалось бы, по-детскому невинной прически ). Обычно все было с точностью да наоборот. — Я плохо себя чувствую, — сонным, чуть хрипловатым голосом говорит Канамэ своей матери на прямо поставленные вопросы, что были заданы с толикой неприкрытого беспокойства, не смея посмотреть ей прямо в глаза.
Все же отчасти она не врала — ее прескверное состояние несомненно оставляет желать лучшего. Но и об истинных причинах распространяться она не смела. Все-таки она боялась того, что Канамэ Джунко, имея в своих чертах характера самую настоящую решительность, затаскает ее по правоохранительным органам и судам, чтобы от обидчиков ее ребенка не осталось и крошечной волосинки. И Мадока не могла допустить, чтобы под удар попала Акеми Хомура — волшебница дикой лаванды, которая рисковала быть пойманной в любой момент, но все же спасла ее от грязных рук этого ужасного человека. Канамэ Мадока обязана хотя бы собраться с мыслями, духом и поблагодарить ее. Желательно, конечно, сегодня, чтобы не упустить момент и дать себе вдохнуть полной грудью воздух родного города — сидеть целый день в четырех стенах, которые душили похлеще любой удавки, не было лучшим вариантом развития событий да в принципе такой себе затеей. Ведь, коснувшись лба дочери, Джунко, чуть испуганно дернувшись, говорит Мадоке о том, чтобы она осталась сегодня дома на всякий случай ( пережитый стресс дал неплохую реакцию в конечном итоге — температура ее тела значительно поднялась ), а с Саотомэ Казуко по старой дружбе она все же как-нибудь договорится. Значит, о полноценных занятиях действительно и речи идти не может.
До обеда, в целом, время тянулось весьма лениво. Но этого хватает Канамэ Мадоке для того, чтобы вздремнуть хотя бы пару часов и более-менее успокоиться, потирая ладошками глаза после спокойного сна без сновидения, дабы отогнать лишнее наваждение и желание провалиться в небытие — где гулким эхом раздается то и дело сладкий голосок Кьюбея, который будто бы подзывает к себе своими чарами ближе, манит во что-то запредельное и невероятное, — вновь. Она долго сидит на краю кровати, смотрит пустым взглядом в одну невидимую точку перед собой, пока дверь в ее комнату не открывается и не впускает в нее отца с подносом в руках, который окидывает Мадоку своим теплым, заботливым взглядом. Девочка-пион находит в себе силы, чтобы вяло улыбнуться в ответ. — Доброе утро, папа, — на что незамедлительно поспевает в ответ. — Уже давно полдень, Мадока. А ты так ничего и не поела. Надеюсь, ты чувствуешь себя намного лучше, — Томохиса, подойдя ближе, ставит тарелки с едой на тумбочку. А пахло от них просто неописуемо ( впрочем, как и всегда, — ее отец готовил превосходно ), чем-то поджаренным и насыщенно-овощным. То, что девочка любила всегда вне зависимости от обстоятельств — легкое, но дающее питание организму, придающее ему больше сил на целый день. Или, хотя бы, на его остатки. Поцеловав Канамэ Мадоку в лоб, Канамэ Томохиса, подмигнув легонько, решает удалиться. — Не дай никакой простуде сломить тебя, доченька.
Овощной салат с большим количеством выращенных в домашних условиях помидоров, а также яичница с горячим черным чаем кажутся сейчас самыми изысканными и вкусными блюдами на свете. Неспешно их съев до последней крошки, Мадока в кои-то веки решает привести себя в порядок. Получается у нее, признаться честно, не очень: ленточки на волосах отказываются затягиваться, как им подобает, и, вероятно, слетят с непослушных розовых шелковистых волос по малейшему дуновению ветра. Школьная форма надевается достаточно быстро, а финальным штрихом для завершения образа служит, разве что, клубничный бальзам для губ и ненавязчивый цветочный парфюм, который не оставит и малейшего следа запаха той проклятой ночи ( даже после душа, который принимает Мадока особенно тщательно, согреваясь под струями горячей воды ). Все. Она готова для того, чтобы выйти в свет вновь, пускай и не самым честным образом. Но она обязана увидеть Хомуру. Точнее, должна успеть сделать это, ведь мало ли когда закончатся сегодня уроки в их школе. Отмена занятий практиковалась и в их практически идеально японской системе образования.
Канамэ Мадока не берет с собой ничего. И, вероятно, снующие по улице прохожие даже не обращают на нее внимания. Но до этого ей никакого дела. Мадока, под пение птиц над своей головой, доходит до школы, не рискуя заглянуть в их класс первым же делом — слава ' прогульщицы в овечьей шкуре ' ей была ни к чему. Она забирается по лестнице главного холла на самый вверх, решая дождаться Акеми Хомуру на крыше, но, однако, какого же было ее удивление, когда, прибыв на место, она замечает весьма знакомый силуэт. Который с силой сжимал своими тонкими пальчиками ни в чем е виноватые железные прутья сетчатого забора. — Хомура-тян, — тихо говорит себе под нос Мадока, как тут же раздается крепкий порыв воздуха, из-за которого с волос, как Канамэ и предвидела ранее, но все же думала не допустить, спадают легкие ленточки, делая из ее хвостиков непривычное растрепанное что-то. Она вовремя ловит в их полете, смотрит на кусочки ткани к своей ладони, прежде чем вновь поднять кварцевые глаза на свою спасительницу и неспешным шагом приблизиться к ней. — Я... Ты... Хомура-тян, я бы хотела поговорить с тобой о вчерашнем. Мне так стыдно, что я убежала и не сказала тебе даже ' спасибо '.
[/float]То, что происходит здесь и сейчас — конечно же, приводит Канамэ Мадоку в шок. В шок морозный, от которого руки покрываются снежным инеем, а по крови распространяется ментоловый ток. Она никогда еще не встречалась лицом к лицом с такой очевидной для себя проблемой — с убийством вне магического барьера обычного человека волшебницей. А посему слова Акеми Хомуры вполне имели свой правдоподобный смысл ( как и те, кажется, о Кьюбее, за которые взъелась Мики Саяка с пару десятков минут тому назад, что прошли столь стремительно мимо них, как розовые песчинки в стеклянных старинных часах ). Что будет, если Хомуру кто-то мог заметить в столь неоднозначном, почти убийственном для нее положении? На секунду в голове Мадоке проносится мысль разбить своими волшебными стрелами все камеры в округе, если они имелись, однако эту идею приходится отложить в долгий ящик, ведь в этом не было абсолютно никакого смысла — записи в компьютерах происходящего останутся в любом случае, и без отмотки или остановки времени здесь в любом случае не обойтись. 
[/float]— Тебе не за что извиняться, Хомура-тян, — на лице Мадоки расцветает будто солнцем поутру легкая, ободряющая улыбка. — Я не считаю тебя виноватой, — она легко перегибается, взяв холодные пальцы Акеми в свои теплые руки. — Эти руки — они не принадлежат убийце. Они принадлежат сильной и смелой волшебнице, которая всего лишь оказалась в безвыходной ситуации. То, что хотел совершить с тобой тот человек — это ужасно, — не в мягком характере Мадоки ненавидеть людей даже за их крайне мерзкие поступки, но осуждать, когда они того заслуживали — было в порядке ее вещей. — Ваши силы были неравны. Мне кажется, что не сделай бы ты так, он был совершил то, что и задумывал с самого начала, — как же хорошо, что Канамэ Мадока отправилась следом за своей подругой по крышам всего лишь волей случая.
